Все, что вы хотели знать о психоанализе

Интервью о психоанализе со Стефано Болоньнини (Stefano Bolognini), первым итальянцем, избранным президентом Международной ассоциации психоаналитиков (IPA) в 2010 году.

Вопрос. Люди часто говорят: «Я в анализе ...», но в реальности они начали только психотерапию. В чем же принципиальная разница этих двух вещей?

Ответ. Разница примерно такая же, как разница между двумя людьми, живущими вместе или встречающимися один раз в неделю. В анализе, помимо сеттинга (кушетка вместо кресла), частота встреч способствует глубине исследования и эмоциональной связи между аналитиком и пациентом. Это «психическое сожительство».

Вопрос. Психоанализ - это культурный факт, сочетание психологических теорий о некоторых аспектах психического функционирования человека, но в первую очередь это форма терапии. Имеет ли смысл входить в анализ исключительно как в интеллектуальное приключение и опыт обучения?

Ответ. Тридцать лет назад, когда многие интеллектуалы шли в анализ, чтобы обогатить свой внутренний мир, а не исцелять себя изменяясь внутренне, очень часто они обнаруживали, что интеллектуализация может быть, по крайней мере частично, защитой. Сейчас такое больше не происходит: анализ требует экономических жертв, в прошлом экономика была более стабильной, а сейчас люди «обманывают себя» гораздо меньше, идя прямо к сути проблемы: то есть к своим страданиям и потребностям.

Вопрос. Психоанализ служит для понимания некоторых проблем личности, но почему он часто ненадлежащим образом используется и понимается обществом?

Ответ. Применение психоанализа к жизни групп и общества началось в 1921 году, когда Фрейд написал свою "Психологию масс и анализ человеческого Я". Модель индивидуальной психической жизни не может быть применена для психологии общества в целом; однако нельзя отрицать и некоторые аналогии между определенными психическими структурами  и фантазмами больших групп и структурами индивида. Качество этих наблюдений зависит от того, кто их делает.

Вопрос. В психоанализе психика преобладает над моралью. Психоаналитик не склонен судить. В Италии, как сказал Флайано, у нас есть только один враг, «рефери в футбольных матчах, потому что он судит». Могло бы все это лишить нас свободы?

Ответ. Если рассуждать в контексте перверсий, то появляется путаница между добром и злом и преобладает, чтобы дезориентировать субъекта и заставить его потерять свой внутренний контакт между этими основными различиями. Техника психоанализа требует некой «приостановки», в ожидании ассоциаций пациентов. Чтобы быть в состоянии открыть себя для изучения своей собственной внутренней жизни, пациенты должны чувствовать, что их слушают беспристрастно. Однако, когда спутанность имеет перверсивное происхождение, аналитик должен прояснить динамику всего этого. Психоанализ требует от пациента осознанной ответственности: например, пациент не «виноват» в своих вытесненных или сознательных желаниях, если пациент не действует исходя из них; но он «ответственен» за них, и по мере своей зрелости он осознает их присутствие и смысл. Возможно, он захочет убить своего врага (мы не можем «запрещать» чувства и фантазии), но ему придется, беря ответственность, не совершать этого.

Вопрос. Психоанализ дает каждому из нас острые ощущения нахождения в центре внимания. Аналитик превращает само наше существование в убедительное повествование. Разве нет риска, что это будет удовлетворять человеческий нарциссизм?

Ответ. Да, но во многих случаях это именно то, что нужно некоторым менее развитым частям пациентов. В большинстве случаев речь идет не о том, чтобы побаловать нарцисса, а скорее придать ценность и чувство собственного самосознания людям (или их внутренним частям), у которых не было нужного восприимчивого контейнера во время процесса развития. Но наряду с ними есть и настоящие нарциссы: они как раз обнаружат противоположный ответ с точки зрения техники, направленный на осознание ими своего поведения и трансформации его.

Вопрос. Я никогда не пошел бы в анализ, потому что я с подозрением отношусь к тем неравным отношениям с аналитиком, который так «естественно» склонен злоупотреблять своей властью.

Ответ. Отношения не равны, и это не может и не должно быть так, потому что у аналитика есть фундаментальная функциональная ответственность при работе с пациентом. Однако на человеческом уровне существует абсолютное равенство между ними: они два человека и должны относиться друг к другу как таковые.

Вопрос. То, что происходит в ходе психоаналитических отношений, обычно происходило на протяжении веков и «двигалось с радостной спонтанностью, от преданности и привязанности» (Адорно), без необходимости в таком «искусстве» сессий и такой их литургии. До Фрейда человечество действительно жило намного хуже?

Ответ. Психоанализ, когда он выполняется должным образом, является более целенаправленным и осознанным способом обеспечения индивида тем, что ему нужно, чтобы расти. Есть много людей, которые знают, как относиться к другим с пониманием и сопереживанием, и это является драгоценным даром природы. Но психоаналитическая эмпатия - это технически другая вещь: она имеет весьма отличную техническую сложность, например, она включает в себя настройку на разные части пациента, которые находятся в противоречии друг с другом, такие как привязанность и ненависть, и которые испытываются одновременно к одному и тому же человеку...

Вопрос. Существуют ли другие способы, помимо психоанализа, для лечения наших страданий, например, такие как танец (как однажды сказал мне психоаналитик Элвио Фачинелли)?

Ответ. Да, есть другие способы помощи, которые отличаются от случая к случаю и которые очень могут помочь человеку. Однако они оказывают более локальный эффект, а иногда и более поверхностный. Эти способы могут быть полезны, но они редко реально приводят к каким-то преобразованиям в структурном и фундаментальном смысле.

Сегодня некоторыми терапевтами бессознательное почти не учитывается, оно где-то растворилось: люди больше ничего не подавляют или ничего не вытесняют (Суперэго не запрещает нам ничего, наоборот, оно побуждает нас потворствовать себе, потому что это лишь увеличивает потребительский характер нашей жизни). Поэтому наша проблема заключается не столько в том, как «освободить себя», сколько в укреплении очень хрупкого Эго.

Это правда. Не в том смысле, что бессознательное больше не существует, а в том смысле, что оно менее вытеснено, тогда как центральное эго слабее, более фрагментировано и спутанно. Раньше людям нужно было избавиться от жесткого и гнетущего Суперэго, тогда как сегодня им нужно реинтегрироваться, найти надежные «объекты» (в смысле людей и отношений) и иметь возможность строить отношения в соответствии со здравым смыслом и последовательностью. Современный человек часто высокомерен, сбит с толку и, откровенно скажем, является гораздо более нуждающимся в отношениях, чем он думает.