Психоаналитик в Санкт-Петербурге

8 (921) 376-18-25

Дональд Мельтцер. "Понимание красоты"

05.03.2017

Эта статья была впервые опубликована в 1973 году и дала название для сборника статей Дональда Мельцера, опубликованного в Италии.

Дональд Мельтцер. Понимание красоты. The Apprehension of Beauty

Также может заинтересовать книга Введение в работы Дональда Мельтцера

Основополагающим принципом взглядов Мелани Кляйн на инфантильное развитие, было достижение удовлетворительного расщепления и идеализации себя и объекта, что и было основным требованием для здорового развития. По ее мнению, с помощью этого механизма становится возможным идеализированную часть инфантильного эго поместить в идеализированный объект, в первую очередь грудь матери, как оплот против персекуторной тревоги и спутанности. Путаница между хорошим и плохим в эго и в объектах, таким способом, отделена в категорической форме: преувеличенной и жесткой, но получает рабочую основу для задачи постепенной реинтеграции отщепленных аспектов в ходе развития, так как значения параноидно-шизоидной позиции постепенно заменяются значениями депрессивной позиции, с отказом от эгоцентризма в пользу заботы о благополучии близких объектов психической и внешней реальности. Этот постепенный сдвиг в значениях имеет широкое влияние на суждения и оценки, которые сопровождают различные атрибуты человеческой природы. Таким образом, доброта, красота, сила и благородство заменяют в оценке первоначальную захваченность размером, властью, успехом и чувственностью.

Но режим работы этого примитивного механизма расщепления и идеализации остается неуловимым и таинственным, тем более, что мы все больше и больше осознаем значительную часть неадекватного и чрезмерного использования его в генезисе психических заболеваний. Снова и снова мы видим, что пограничные, психотические или психопатические пациенты имеют фундаментальный дефект в дифференцировании хорошего и плохого, будучи не в состоянии сделать различие, или сделать его с жесткостью, связанной с описательными критериями, которые подменяют саму цель операции, или даже удерживает их в совершенно инвертированном отношении друг к другу. Как повсеместно присутствующий в более психотической части личности, этот дефект все больше и больше оказывал на меня давление в клиническом опыте, тем больше мне становилось известно о его сочетании с другим серьезным дефектом, а именно: неспособностью понимания красоты через эмоциональный ответ на ее восприятие. Я заметил, что в то время как более здоровые из моих пациентов признавали красоту как donné, без неопределенности, через мощную эмоциональную реакцию, тем более больные были очень зависимы от социальных сигналов, формальных качеств и интеллектуальных критериев. Часто их суждения были здравыми, а в некоторых случаях даже служили основанием для успешной карьеры, где эстетическое суждение было довольно центральным. Тем не менее было ясно, что из-за отсутствия прямой и непосредственной эмоциональной реакции, они были лишены и уверенности в своих суждениях и искренности в своих интересах.

В моем опыте есть два клинических случая, отстоящих друг от друга на пять лет, но связанных между собой любопытным совпадением содержания, оба консолидировали это сопоставление, о котором я упоминал и которое привело меня к неким перспективным решениям данной интересной проблемы. Одно из них исходит от довольно здорового пациента с невротическими проблемами, связанными с ранней потерей отца, и случившегося довольно поздно в его анализе, в то время как второе исходит от пациентки, страдающей от приступов депрессии с нервной анорексией, очень рано в ее анализе. Я буду описывать и обсуждать их по отдельности, а затем изучать их связь друг с другом и проблемы в работе. В центре обоих случаев один сон.

Первый пациент осознал, что обстоятельства заставляли его прервать свой анализ. Больше в печали, чем в тревоге, он чувствовал себя достаточно хорошо, был избавлен от симптомов, по поводу которых изначально обратился. В таком настроении он стал довольно остро осознавать, как в один из уик-эндов, красоту осенней сельской местности и связь этого с его возрастом, который был примерно, как у его отца, когда тот умер, и с возрастом своего аналитика. В ночь на воскресенье ему приснилось, что он ехал по дороге в своей новой машине, в которой он чувствовал себя очень довольным жизнью, но был поражен, увидев лысого человека лежащего на обочине. Подъехав поближе, он увидел, к своему ужасу, что у человека появились из груди ветви бука с осенними листьями на них. Человек, казалось, был жив, и мой пациент выпрыгнул из своего автомобиля, чтобы прийти к нему на помощь, намереваясь немедленно вытащить ветку из его груди. Но, к его удивлению, человек, несмотря на признаки страдания, остановил его, сказав: "Нет, надо позвонить доктору S (это женщина-аналитик, чья статья по эстетике недавно попалась на глаза моему пациенту), мы должны сначала определить, откуда эти ветви растут.

Излишне говорить, что аналитик лыс. Этот умный пациент пришел к пониманию той части, в которой анализ контрпереноса играет роль в психоанализе. Он чувствовал, что аналитик понимает значение и природу его боли - о смерти отца, о преждевременном окончании его анализа, о старении, красоте природы, и красоте аналитического метода. Таким образом, ветки осенних буковых листьев выражают качество боли моего пациента, связанные с восприятием им красоты, ее увядании и постоянном обновлении. Он изо всех сил пытался удержать в себе радость и боль правды о живых и неживых созданиях, о бренности и хрупкости жизненных сил сталкивающихся с болезнями, которым так часто, казалось, сопутствует большой фактор случайности. Другими словами, он словно бы сместил свое восприятие красоты от идеализированных хороших объектов к самой борьбе, при этом включающей в себя злокачественность и случайность, вместе с добром, и как участник некой драмы, вместе с тем влюбленный в мир.

Моим вторым пациентом была молодая женщина, у которой были кахексии из-за частых и ухудшающихся приступов депрессии и анорексии, скрытых за ее стильной хрупкой красотой и массой тонких коричневых волос. С самого начала анализа стало ясно, что она была умной и чувствительной особой, но с хрупким взрослым эго, идентифицирующая себя с отцовским объектом, постоянно перегруженная примитивной внутренней борьбой между крошечной девочкой и ведьмой-матерью. В этой борьбе похищение красоты и сведение к беспомощной зависимости было лишь прелюдией к поглощению. Временами она была настолько озадачена внешним проявлением этого конфликта, что в панике бросалась в кровать, где спала свернувшись калачиком, скрытая от глаз. За несколько дней до материала, который будет представлен, она ощутила именно такую панику за обеденным столом, когда ощущение жира из куска утки в ее рту наполнили ее ужасом, связанным с недавней ужасающей сценой из сна: чайки, лишенные перьев, взмахивающие своими мощными крыльями, беспомощно роились подобно пчелам. Это было похоже на ее чувства, когда трое ее маленьких мальчиков соревновались яростно за место на ее коленях.

Через несколько недель после этой сцены из сновидения и паники один из мальчиков укусил ее за палец при такой встрече и к ее удивлению вызвал ее поток слез, которые длились весь день, вместо своей обычной вспышки гнева. Это было в выходные после нескольких дней жалоб на счета за предыдущий месяц, и как долго этот анализ будет продолжаться, и два раза в неделю будет достаточно, и не может она расти беспомощной и зависимой и т.д. Убежище в кровати длилось три дня, захватив первые две сессии недели, и сопровождалось довольно обычными в данном случае сновидениями  о заворачивании в одежды как мумия. Интерпретация ситуации переноса в среду принесла ей явно сильное облегчение, и пациентка запела рапсодию о красоте огромного медного бука, который стоял за окном ее спальни. Его листья только появлялись и утреннее солнце проникая сквозь них заливало все розоватым, даже золотистым свечением, но они еще не были достаточно развиты, чтобы скрыть структуру дерева и «скелет» его ветвей. Но она тут же вспомнила еще один сон, и не от уик-энда, а от прошлой ночи, в котором она ехала на верхней палубе автобуса, сидя с левой стороны. Когда автобус задевал ветви медного бука, казалось, они грозят ворваться в окно и попасть ей в лицо.

Несколько исторических деталей и обстоятельств имеют важное значение для понимания этого сна. В первую очередь дом, в котором она живет, принадлежит ее матери, и это помеха для молодой пары.  Его красота и величие, в самом деле, тесно связано в ее сознании с красотой ее матери, энергичностью и социальным положением. В то время как пациентка шатенка, ее мать, по-видимому, имела богатый темно-рыжий цвет волос. Это случилось только на следующей сессии (когда я вижу пациентку довольно рано утром), лучи солнца залили вдруг и высветили ярко-красную область в волосах пациентки. Когда я прокомментировал это, она рассмеялась, говоря: "О, я полагаю, это относится к некоторым восточным монахиням." Это был на самом деле шиньон, немного выцветший от своего первоначального цвета, который она носила последние несколько дней, хотя у нее самой, на самом деле, есть масса собственных волос. Другой пункт: в своем подростковом возрасте, в порыве ревности к бойфренду, она напала на него и на самом деле расцарапала его лицо ногтями. Ей было стыдно, и она боялась, что такое ведьминское насилие похоже в ее характере и может извергнуться на детей. Подобно верхней палубе автобуса и ее спальни, кабинет также находится на первом этаже над землей.

Я был глубоко впечатлен степенью и тяжестью расщепления-и-идеализации, представленного этим материалом и очевидной роли проективной идентификации и запутанности с идентичностью в этом увековечивании. Очевидно, что опыт восприятия красоты, был разделен на его радостные и страшные компоненты, один переживаемый в своем бодрствующем состоянии, от вида дерева за окном ее спальни, другой отведенный для нее сном о дереве за окном автобуса. Во всех трех местах, дома, в автобусе, и в кабинете, участвуют отношения оплаты. В радостных переживаниях, она отдает дань красоте ее объекта свободно и, возможно, беспокоится только о неадекватности ее языка, чтобы отдать должное величию ее объекта. В персекуторном же переживании она чувствует красоту, чтобы быть просто экраном для жадных и жестоких пальцев ведьмы-матери, настигающих ее, чтобы вырвать ее жизнеспособность и расцарапать ее красоту. Покраснение автобуса, волос, листьев бука на солнце и кровь от ран своего приятеля, кажется, слились воедино и обнаруживают образ крошечной девочки, находящейся на руках у матери, близко к груди, возможно, с массой каштановых волос, спадающих на лицо ребенка, и как мать наклоняется, чтобы поцеловать ее. Могла ли мать угадать связь между хихиканьем ребенка и ворковать от восторга днем и вопить без отдыха ночью? Но волосы "восточной монахини" раскрывают самый важный элемент в этой конфигурации, показывая контраст между нарциссической тягой к деструктивности и объектных отношений любви. Обратите внимание, что смешение двух типов волос, собственных волос пациентки и шиньона, подразумевает перемену образа себя в автобусе, а именно красные волосы среди коричневых, как шатен пассажир в красном автобусе, который, в свою очередь, контрастирует с медными буковыми листьями, пытающимися попасть в красный автобус. Но я говорю о том, что преследователем является нарциссический объект, то есть, один смешанный объект и часть селф. Либо это не понятно для пациентки, и думаю, мы не должны считать, что это понятно для нее, либо, какая-то разрушительная часть ее селф была захвачена изгнанными плохими частями ее объекта, или наоборот. Я могу представить себе возможность того, что эта дифференциация может иметь огромное прогностическое значение.

Как мы теперь будем связывать эти две части клинического материала друг с другом и с нашей проблемой, касающейся красоты и изначального расщепления-и-идеализации? В материале первого пациента мы видим боль и работу, которая необходима в процессе развития, чтобы свести воедино обе стороны примитивного расщепления, согласно экономическому принципу и последующему значению депрессивной позиции. Во втором материале мы видим что-то от первобытного ужаса и смятения, которое было отделено от радости, чтобы сделать отношение к внешней матери осуществимым для хрупкого эго ребенка, а также для того, чтобы иметь возможность быть накормленной и выжить. Но действительно ли материал говорит нам о том, как происходит расщепление-и-идеализация, говорит ли он, скажем, о том, активный или пассивный это процесс, или целенаправленный он или случайный, руководствуется ли он внешней мудростью и нежностью или полагается на непредвиденную тривиальность и т.д. Ясно, что это ничего не говорит нам окончательно об этой таинственной материи, но я думаю, что это дает некоторые очень заманчивые намеки.

Я думаю, что материал в обоих случаях свидетельствует о том, что постижение красоты содержит в своей природе опасения о возможности ее уничтожения. С точки зрения Биона, присутствующий наблюдаемый объект содержит в себе тень отсутствующего в настоящем объекта, как преследователь. Дерево бук весной раскрывает каркас дерева бука зимой, и осенняя ветка в груди содержит воспоминание о смерти отца и предсказание о смерти психоанализа. То, что хрупкое эго ребенка не может выдержать и раскалывается, течение жизни со временем стремиться восстановить, так что красоту объекта можно наблюдать непосредственно, “не повреждая душу”, как опасался Сократ.

Глава 1, стр. 1-6 из книги Д. Мельцера и М.Х. Вильямс «The apprehension of beauty» (1988)


Просмотров: 7655
Оставьте комментарий
Имя*:
Подписаться на комментарии (впишите e-mail):

Введите код с картинки:
* — Поля, обязательные для заполнения